Осенний день затух.
Медленно и плавно октябрьское солнце завалилось за горизонт, решительной поступью приближался к городу вечер.
Щелкнув на невидимом пульте режим «проливной дождь», он по-хозяйски прошелся по тротуарам и мостовым, заставляя водителей включать в машинах свет ближних фар и интенсивно работать щетки на лобовых стеклах, пешеходов раскрывать над собой зонтики, уличных котов и собак прятаться в подворотнях и, уныло опустив к земле хвосты, пережидать стихию.
Придвинув серые тучи поплотнее к друг другу и усилив дождевые потоки, вечер не спеша, словно нехотя, зажег городские фонари.
Ворохи осенних листьев, которые до прихода дождя были уютно шуршащим пестрым ковром, превратились в грустное намокшее месиво, затоптанное торопливыми острыми каблучками, тяжелыми каблучищами и стоптанными широкими подошвами.
По крышам остановок общественного транспорта гуляла капельная чечетка, ее брызги короткими веселыми фейерверками взлетали вверх, а потом тягучими слезами сползали на черный от дождя асфальт, образуя мутные лужицы.
На остановке стояла одинокая девушка. В нелепой куртке, дерматиновых красно-коричневых сапогах, с несуразной сумкой, купленной в сельпо. Тщетно вглядываясь вдаль в ожидании своего трамвая, она зябко передергивала плечами, пытаясь согреться.
... Месяц назад, поступив в институт, девушка приехала в город. В общежитии ее подселили в комнату к трем девушкам-четверокурсницам, которые приняли новенькую неласково, не давая спокойно спать по ночам громкими песнями и беконечными перекурами. Четвертый курс учился во вторую смену, а первокурсники в первую, поэтому толком высыпаться у девушки не получалось, но качать права она не решалась. Старалась приходить как можно позже и рано уходить из общежития, питалась в дешевой столовой, к занятиям готовилась в читальном зале института или в комнате, но приходилось писать домашние задания и конспекты на коленях, ибо в наличии не было ни одного стула. Словом, курс молодого бойца проходил нелегко, а в такие дни, как сегодняшний, на душе было особенно тоскливо...
Шло время, а вечер так и не решался закрутить невидимый кран на небе, продолжая проверять вселенское терпение на прочность и с той же силой и интенсивностью изливать свою мокрую грусть.
Теперь огни были везде: роняли тусклые блики фонари вдоль улиц, сверкали рекламные вывески, призывно отсвечивали шашечки на крышах автомобилей такси, блестели отраженным светом лужи, но особенно притягательными были окна в домах. Невольно хотелось туда заглянуть, присесть за уютный столик на кухне и выпить горячего чаю с сахаром и лимоном, а потом, завернувшись в мохнатый плед, примоститься в мягкое кресло и задремать...
Девушка вздохнула и тихонько смахнула со щеки набегающую слезу-дождинку.
Увидев приближающийся трамвай, вышла обрадованно навстречу и, переступив через огромную лужу, нырнула в его спасительное нутро...
Медленно и плавно октябрьское солнце завалилось за горизонт, решительной поступью приближался к городу вечер.
Щелкнув на невидимом пульте режим «проливной дождь», он по-хозяйски прошелся по тротуарам и мостовым, заставляя водителей включать в машинах свет ближних фар и интенсивно работать щетки на лобовых стеклах, пешеходов раскрывать над собой зонтики, уличных котов и собак прятаться в подворотнях и, уныло опустив к земле хвосты, пережидать стихию.
Придвинув серые тучи поплотнее к друг другу и усилив дождевые потоки, вечер не спеша, словно нехотя, зажег городские фонари.
Ворохи осенних листьев, которые до прихода дождя были уютно шуршащим пестрым ковром, превратились в грустное намокшее месиво, затоптанное торопливыми острыми каблучками, тяжелыми каблучищами и стоптанными широкими подошвами.
По крышам остановок общественного транспорта гуляла капельная чечетка, ее брызги короткими веселыми фейерверками взлетали вверх, а потом тягучими слезами сползали на черный от дождя асфальт, образуя мутные лужицы.
На остановке стояла одинокая девушка. В нелепой куртке, дерматиновых красно-коричневых сапогах, с несуразной сумкой, купленной в сельпо. Тщетно вглядываясь вдаль в ожидании своего трамвая, она зябко передергивала плечами, пытаясь согреться.
... Месяц назад, поступив в институт, девушка приехала в город. В общежитии ее подселили в комнату к трем девушкам-четверокурсницам, которые приняли новенькую неласково, не давая спокойно спать по ночам громкими песнями и беконечными перекурами. Четвертый курс учился во вторую смену, а первокурсники в первую, поэтому толком высыпаться у девушки не получалось, но качать права она не решалась. Старалась приходить как можно позже и рано уходить из общежития, питалась в дешевой столовой, к занятиям готовилась в читальном зале института или в комнате, но приходилось писать домашние задания и конспекты на коленях, ибо в наличии не было ни одного стула. Словом, курс молодого бойца проходил нелегко, а в такие дни, как сегодняшний, на душе было особенно тоскливо...
Шло время, а вечер так и не решался закрутить невидимый кран на небе, продолжая проверять вселенское терпение на прочность и с той же силой и интенсивностью изливать свою мокрую грусть.
Теперь огни были везде: роняли тусклые блики фонари вдоль улиц, сверкали рекламные вывески, призывно отсвечивали шашечки на крышах автомобилей такси, блестели отраженным светом лужи, но особенно притягательными были окна в домах. Невольно хотелось туда заглянуть, присесть за уютный столик на кухне и выпить горячего чаю с сахаром и лимоном, а потом, завернувшись в мохнатый плед, примоститься в мягкое кресло и задремать...
Девушка вздохнула и тихонько смахнула со щеки набегающую слезу-дождинку.
Увидев приближающийся трамвай, вышла обрадованно навстречу и, переступив через огромную лужу, нырнула в его спасительное нутро...
